Ведь Джордж Гапкинс обещал выручить меня из всякой беды.
– Я не попаду в тюрьму, – сказал я. – Я уже больше двух месяцев занимаюсь этим делом и ни разу не попадался. А тогда мне еще никто не помогал.
– А теперь ты нашел помощника! – вскричала она. – Он поможет тебе на долгое время засесть в тюрьму. Это его всегдашняя манера. Он тысячу раз говорил мне: «Я никогда не начинаю работать свежими руками, пока не отделаюсь от старых». Каждый мальчик служит у него, пока не станет известен полиции, пока за ним не начнут следить. Понимаешь ты меня теперь?
Трудно было не понять.
– А мистер Гапкинс не то говорил мне, – заметил я. – Он обещал, что не пожалеет никаких денег, чтобы выручить меня из беды.
– Он обещал! Да разве можно верить обещаниям этого обманщика, этого злодея? Слушай, мальчик. Я тебе много рассказала. Ты можешь завтра же выдать меня мужу, и он изобьет меня до полусмерти, Он уже не раз избивал меня. Мне все равно, мне надоела эта жизнь!
Она положила голову на стол и заплакала так горько, что у меня выступили слезы на глазах.
– Пожалуйста, не бойтесь, – сказал я, подходя к ней. – Я ничего ему не скажу. Я не стану вредить человеку, который желает мне добра.
– Я желаю тебе добра, – сказала она, поднимая над столом свое заплаканное лицо. – Все, что я тебе говорила, правда, истинная правда.
– Я вам верю, только посоветуйте мне, что же мне делать?
– Поди ляг в постель и сам подумай. Поди и подумай, куда тебе деться, когда ты убежишь отсюда.
– А если я убегу, он погонится за мной, как вы думаете?
– Придумай такое место, куда бы он не смел гнаться за тобой. Иди ложись и думай об этом. Прощай.
Я вернулся в свою комнату в сильном раздумье.
Хорошо ей было говорить: «Ляг в постель и подумай».
Как я мог думать, когда после всех необыкновенных событий нынешнего дня в голове моей остался какойто хаос? Одно только было мне ясно. Миссис Гапкинс сказала мне правду: ее муж негодяй, и, если я останусь у него, меня ожидает самая несчастная участь.
Я должен бежать, – но куда? Куда он не посмеет гнаться? Куда же это? Этого вопроса я не мог решить.
«Засну-ка я лучше теперь, – сказал я сам себе, – а завтра поговорю с ней об этом. Она, наверно, присоветует мне что-нибудь».
На великолепных часах, подаренных мне накануне мистером Гапкинсом, было восемь часов, когда я проснулся на следующее утро.
Я не слыхал, как мистер Гапкинс возвратился домой, но теперь я слышал скрип его сапог по лестнице, – значит, он был дома. Я ожидал, что он позовет меня, но он, не говоря ни слова, прошел мимо моей комнаты, и через несколько минут я услышал, что он уходит из дому. Я лежал в постели, придумывая, что мне делать, когда я встану, как вдруг уличная дверь отворилась, и я услышал шаги двух мужчин по лестнице. Через несколько времени Джордж Гапкинс вошел ко мне в комнату.
– Ну, Джим, – сказал он, – тебе, кажется, придется быть и поваром, и слугою, и всем на свете: жена заболела.
– И сильно заболела, сэр? – спросил я, вспомнив странное выражение ее лица накануне.
– Так сильно, что я сейчас ходил за доктором. Доктор говорит, что у нее начинается тиф.
Болезнь миссис Гапкинс оказалась нешуточною и продолжалась целых три недели. Во все это время я ни разу не видел ее. Мистер Гапкинс нанял какую-то старушку, которая ухаживала за ней, готовила кушанье и исполняла домашние работы, причем я усердно помогал ей. Другого дела у меня не было. Хозяин не исполнил своего обещания и не думал обучать меня всем тонкостям нашего ремесла. Он так боялся заразиться тифом, что почти никогда не сидел дома. Он обедал вместе со мной в столовой, сидя у открытого окна и беспрестанно нюхая баночку со спиртом.
Затем уходил и не возвращался домой до поздней ночи. Спал он в той же столовой, на диване.
Мое положение было очень недурное. Меня кормили хорошо.
Хозяин всегда давал мне шиллинг, когда я его просил, и позволял мне гулять, где я хочу, от шести до десяти часов вечера. Он не только не научил меня дурному, а, напротив, каждое утро, уходя из дому, говорил мне: «Пожалуйста, ты не берись за работу и не ходи ни в какие дурные места. Скучно тебе – сходи в театр или в концерт. Если тебе нужны деньги, бери у меня, а сам не добывай».
Таким образом, хотя я не забывал совета, данного мне миссис Гапкинс, я находил, что бежать теперь было бы очень глупо.
Кроме того, хотя я не видал моей больной хозяйки, но она часто давала мне мелкие поручения. Я оказывал ей небольшие услуги, и мне казалось, что я поступил бы очень неблагородно, если бы бросил ее, пока она больна.
Через три недели миссис Гапкинс вышла из своей комнаты. Она была страшно худа и бледна, длинные волосы ее были коротко острижены, и на голове у нее был чепчик. Это так обезобразило ее, что я с трудом узнал ее. Мистер Гапкинс, не видавший своей жены уже недели две, был также поражен переменою в ее лице.
– Эким уродом ты стала! – заметил он. – Я на твоем месте не вышел бы из комнаты с такой физиономией.
– Я бы хотела быть еще вдесятеро безобразнее назло тебе! – отвечала она довольно неласковым голосом.
Было ясно, что болезнь миссис Гапкинс не примирила моих хозяев.
Возвратившись на следующий вечер домой, я очень удивился, увидев, что она сидит в столовой вместе с мистером Гапкинсом и какими-то двумя мужчинами. Они все о чем-то весело разговаривали, смеялись и, казалось, были в полном согласии. Впрочем, разговор у них шел, должно быть, деловой, потому что, когда я вошел, мистер Гапкинс указал своим приятелям на меня. Те осмотрели меня с ног до головы, и затем мне было приказано или отправляться спать, или идти еще гулять. Я выбрал первое.