Маленький оборвыш - Страница 15

К оглавлению

15

– Вот так товарищ у нас! – вскричал он, обращаясь к Рипстону. – Славный товарищ, нечего сказать!

– Да в чем дело? – спросил Рипстон.

– У него нет ничего, решительно ничего. Хоть бы какая дрянная луковица!

– И это ты называешь быть нашим товарищем? – с укором спросил у меня Рипстон. – Хорош гусь, нечего сказать!

– Что же мне было делать, – оправдывался я, – если я нигде не мог найти работы? Ведь вы знали, что денег у меня нет. Да если бы и были, я скорей купил бы себе хлеба, чем луку!

Я никогда в жизни не видал лица, сердитее того, с каким обратился ко мне Моулди, выслушав мои объяснения. Гнев его был так силен, что он не мог произнести ни слова.

Рипстон засмеялся.

– Ну, не злись так, Моулди, – сказал он. – Смитфилд еще глуп. Смотри сюда, Смитфилд!

С этими словами он вынул из кармана своей куртки семь отличных яблок. Затем показал мне карманы своих штанов. Карманы были полны орехов.

– Зачем же это ты купил столько яблок и орехов? – спросил я.

– Зачем? Чтобы перепродать их. Я ведь торгую ими.

– Да когда же ты покупал? Я не видел…

– И тот торговец, у которого я покупал, тоже не видел: он в это время занимался с другими покупателями, и я не хотел отрывать его от дела. Понимаешь?

Я начинал понимать, и мне становилось страшно.

Я боялся даже высказать свои догадки, чтобы не вышло какогонибудь недоразумения.

– Э, что с ним толковать! – вскричал Моулди. – Он не понимает твоих намеков. Смотри сюда, Смитфилд! Видишь эти яблоки и орехи, которые добыл Рипстон? Ну, он стащил, украл их! Понимаешь? Теперь смотри сюда! Вот это украл я, и очень жалко, что мне не удалось стащить побольше. Теперь мы идем в этот переулок продавать украденное нами. Получим деньги и купим себе съестного.

Грубое признание Моулди поразило меня.

– Ну, чего же хныкать? – насмешливо вскричал он. – Неужели ты воображал, что мы благородные, благонравные, благочестивые мальчики?

– У тебя есть семья, – сказал Рипстон, – ты можешь вернуться домой, когда хочешь. Ты ведь не обязан есть тот пудинг, который мы купим себе, потому что этот пудинг достался нам нечестным путем. Иди добывай себе хлеб, как знаешь!

С этими словами они отвернулись от меня и вошли в переулок, оставив меня одного.

VII
Я начинаю работать

Я стоял на улице и должен был, как сказал Рипстон, добывать себе хлеб. Я мог убежать домой. Правда, я не знал туда дороги, но я мог расспросить у прохожих. Вполне честный мальчик не остановился бы ни перед какими трудностями. А разве я не был честен?

Я ночевал, я провел все утро, я завтракал вместе с ворами, но это мучило меня, краска бросалась мне в лицо при одной мысли об этом. Отчего же я не шел домой?

Чего я ждал? Это может спросить только тот, кто не испытал, что такое голод, страшный голод, который мучает мальчика, мало евшего накануне и с утра проглотившего всего одну чашку жидкого кофе без булки, – страшный голод, от которого по всему телу распространяется дрожь, цепенеют руки и ноги. Мысль, что Моулди и Рипстон воры, была ужасна, но мой голод был не менее ужасен.

Рипстон сказал, что я могу не есть их пудинга, если не захочу; значит, если захочу, они дадут мне поесть. И какой это, должно быть, чудный пудинг! Я его знаю, он продается во всех съестных лавках. Его делают из муки, из почечного сала и из чего-то еще необыкновенно сытного. Он такой горячий, что греет руки, пока не положишь в рот последнего куска. Его обыкновенно режут большими-большими кусками, и каждый кусок величиною с кирпич.

Картина такого огромного горячего, вкусного куска пудинга носилась у меня перед глазами, когда я увидел, что Рипстон и Моулди возвращаются из переулка.

Я спрятался за фуру с мешками муки и следил за ними.

– Ну, вот, – весело говорил Рипстон, – наконец-то мы можем позавтракать!

– Да, славные денежки дал нам старик за яблоки и орехи! – ответил Моулди, весело подбрасывая и ловя на лету пять или шесть пенсовых монет.

– Но куда же запропастился Смит? Надо позвать его!

И Рипстон свистнул. Но я прижался плотно к колесу, и.они прошли мимо, не заметив меня. Я перешел дорогу и стал следить за ними.

– Вот и лавка Блинкинса, зайдем и купим себе две порции пудинга, Рип. Пускай этот дурачина Смит голодает, если ему нравится.

Моулди вошел в лавку и через несколько секунд вышел оттуда, неся на листе целую груду того самого пудинга, о котором я мечтал.

– Славно пахнет, – сказал Рипстон, вдыхая душистый пар, распространявшийся вокруг.

Я перешел на ту сторону улицы и пошел за ними; я был довольно далеко, однако мог ясно видеть, как Рипстон взял один из больших ломтей, поднес его ко рту и откусил от него кусок, ах, какой большой кусок!

Я подходил к ним все ближе и ближе, наконец так близко, что мог слышать, как они едят. Я слышал, как Рипстон втягивал и выпускал дыханье, чтобы остудить забранный в рот слишком горячий кусок. Когда он поворачивал голову, я даже видел удовольствие, блиставшее в его глазах.

Когда они начали есть, на капустном листе было всего пять ломтей; теперь каждый из них уже доедал по второму.

– Люблю я пудинги Блинкинса, – сказал Рипстон, – в них так много сала!

– Это правда, – отвечал, облизываясь, Моулди. – Они все равно что с мясом.

– Мне уж, пожалуй, и довольно! – заметил Рипстон. – Пудинг такой сытный!

– Конечно, не ешь насильно, – засмеялся Моулди, – я и один справлюсь с последним куском.

Я не мог выдержать.

– Моулди! – воскликнул я, положив руку на его плечо. – Дайте мне кусочек!

– А, это ты? – вскричал Моулди, увидев меня. – Что, верно, бегал домой посмотреть, не примут ли назад, да тебя выгнали?

15